Юность в подвалах. Воспоминания очевидцев о первой войне в Чечне

Эти воспоминания можно прочитать и на чеченском языке

11 декабря 1994 года, спустя три года после провозглашения независимости Ичкерии, началась первая российско-чеченская война – одно из самых драматических и трагических событий в современной истории России. По разным данным, в ходе первой войны погибло от 30 до 120 тысяч человек, преимущественно гражданских. С тех пор выросло уже не одно поколение, республика пережила вторую войну, а встретившие боевые действия еще подростками сегодня сами стали родителями.

В беседе с редакцией Кавказ.Реалии своими воспоминаниями поделились жители республики, юность которых пришлась на военные годы.

Макка, жила в Грозном, на момент начала первой войны ей было 16 лет

– Нас в семье было пять человек: родители и нас трое детей: две сестры и 7-летний брат. Мы остались в городе, потому что нам просто некуда было уезжать, да и не на что: денег практически не было.

Когда соседи узнали, что мы остаемся, стали приходить и отдавать нам свои ключи от квартир с просьбой присмотреть. Родители не могли им отказать, хотя прекрасно понимали, что, когда начнется что-то серьезное, нам нужно будет думать о своей жизни, нежели о квартирах соседей. Но соседи вместе с ключами от квартир давали нам разрешение брать все, что есть в кладовках. Позже нам это очень помогло, мы не голодали.

Я знаю, что в центральных районах города люди голодали, и очень много погибло людей, особенно русских стариков, из-за того, что им приходилось выходить из подвалов в поисках еды.

Мы перебрались в подвал нашего дома. С нами были еще несколько соседей. Даже в условиях войны жизнь продолжается, ты просто вынужден жить. Мы перетащили продукты в подвал, приспособили несколько помещений для жизни. Подвалы в этажках длинные, так что недостатка в "комнатах" не было. Естественно, центральной была "гостиная-кухня": в основном все собирались вокруг самодельной печки вечерами, разговаривали о разном. Удивительно, как много есть о чем поговорить людям, когда нет телевизора.

Свободная Ичкерия и первая война: фотогалерея

Утро начиналось с того, что надо было подмести в подвале, принести воды. Во дворе мы открыли люк водосточный и там набирали воду. [Нам надо было] дрова натаскать, мама и другие женщины готовили кушать. Началась жизнь с надеждой на лучшее.

Боевые действия уже шли в городе. С холмов, с Карпинского кургана, постоянно велся артобстрел, из-за этого было опасно передвигаться даже по двору.

Самое страшное – это самолеты. От бомбежек даже стены подвала дрожали – как эти дома держались, не знаю. У нашего подвала жило несколько собак. Во время обстрелов они все время рвались внутрь, мне было их так жалко, хотелось впустить, но нельзя было. Как-то во время очередного обстрела взрывной волной так сильно дверь распахнуло, чуть ли не с петель сорвало, и собаки заскочили внутрь. Нескольких удалось выгнать, а одну – никак, и наша соседка стала ее бить палкой, а та забилась в угол, защищалась, не хотела выходить: видимо, страх за жизнь была сильнее боли – все-таки ее выгнали. Я потом долго ненавидела эту соседку.

Кошкам везло больше, чем собакам: лежали у печки, грелись. Наш сосед Муса принес аккумулятор с разбитой машины, к нему подсоединили радиоприемник, так что мы даже слушали концерт, новогоднее поздравление Ельцина. На двери подвала мы написали "здесь живут люди", потому что боялись, что войдут российские войска, увидят дымящуюся трубу из подвала, примут нас за военных и начнут стрелять.

Удивительно, но человек может привыкнуть ко многому, даже к такой жизни. Мы с сестрой и нашей подругой очень много читали тогда. У нашего соседа на шестом этаже была библиотека, снаряд попал прямо в квартиру, поэтому книги валялись по всей квартире. Когда все затихало, мы бегали наверх, за очередной книгой. Зачитывались вечерами Агатой Кристи и Конаном Дойлем.

Рая, жительница Грозного, во время первой войны ей было 17 лет

– Не буду рассказывать про жизнь в подвале, думаю, она в общем схожа с остальными историями. Хочу больше рассказать о первом появлении российских военных. Отец очень переживал за нас, дочерей, нас двое было: я и сестра 15 лет. В случае чего он знал, что ничем не сможет помочь, ничего не говорил, но это читалось на его лице.

Было раннее утро. Они появились как-то неожиданно, целая колона. У входа в подвал стояли военные в маскхалатах, с направленными на нас автоматами. Нам приказали выйти из подвала с документами. Естественно, сразу проверили документы у всех, хорошо, что мы все жили по своим пропискам, наш дом был прямо над нами.

Нас было 12 человек в подвале, всего несколько мужчин, и то далеко не молодые, включая нашего отца. Мужчин раздели до пояса, осмотрели плечи, руки. Обыскали подвал, все подъезды, этажи дома. Не найдя ничего подозрительного, ушли, приказав нам не покидать подвал.

В соседнем дворе забрали двоих мужчин, им они показались подозрительными, после этого их больше никто не видел.

В последующие дни у нас во дворе на первых этажах расположились военные. Нас они не трогали. Мы решили, раз уже боевые действия основные прошли, переберёмся в квартиру. Наша квартира была разбита, мы заняли соседскую, приведя ее в более-менее пригодную для жилья.

Действовал комендантский час, поэтому с наступлением сумерек мы находились дома. Ночью война начиналась снова, не понять было, кто с кем воюет. Нам с сестрой, конечно, интересно было наблюдать за военными, украдкой выглядывали в окна во двор, хотя родители запрещали строго-настрого.

Я знаю, что в других районах все было не так безобидно, были и страшные зачистки, убитые, пропавшие без вести. И конечно, есть огромная разница в том, как они пришли во вторую войну. Две большие разницы.

Саид, житель села Новые Атаги, в начале войны ему было 19 лет

– Война для меня началась не 26 ноября, в тот день бои шли в Грозном, а я был в своем селе, где ни взрывов, ни перестрелки не было слышно. По телевизору в следующие дни показывали взорванные танки, погибших и пленных офицеров российской армии, но и тогда не хотелось верить, что будет война, а верилось, что Дудаев и Ельцин договорятся. Даже 11 декабря, когда начался ввод войск в Чечню, теплилась эта надежда.

Но в конце декабря в село привезли первого убитого бомбой в Грозном, он не воевал – это был единственный сын матери, которая растила его и дочь без рано умершего отца.

Помню, как в открытом кузове грузовика в том же декабре везли на кладбище на окраине села носилки с умершей старой женщиной и на нас спикировал российский самолет. Мы видели летчика, он – нас. Помню свою мысль и страх: что делать, если он начнет стрелять? Но, по всей видимости, он увидел, что на руках у нас носилки с мертвым, нет оружия, и не стал стрелять, во всяком случае я хочу так думать, что в нем тоже человеческое что-то было.

Чувство незащищенности и бессилия в тот момент помню до сих пор. В село начали приезжать беженцы, родственники, знакомые. Население в селе прибавилось в несколько раз. В одном доме могло жить по несколько десятков человек. И ведь жили.

Наше село не так далеко от города. Днем в стороне города стояла черная дымовая завеса, а ночью – небо багровое. Такое чувство было, что город горит сутками. Новости о том, что там происходило, приносили единицы, которым каким-то образом удавалось выбраться.

Рассказывали, что там был ад, особенно в центре. После того как город взяли, война пришла и в села, много жителей начали уезжать в предгорные и горные села. Но куда убежишь в такой маленькой республике, когда война везде?

Седа (имя изменено), жительница Грозного, на момент начала войны ей было 18 лет

– К сожалению, развал Союза, хаос, войны пришлись на нашу юность. Что может быть хуже? Самое красивое время, которое больше никогда не повторится, поглотила война. Ощущение надвигающейся беды витало в воздухе. Конечно, у нас не было и в мыслях, что будет война в полном смысле этого слова.

В один из декабрьских ночей я стояла на балконе и смотрела в небо. У меня была привычка перед сном немного подышать свежим воздухом.

Я вдруг услышала такой тяжелый гул самолетов. И после этого в небе появилось очень много ярких огней, буквально все небо было в светящихся точках: они, как китайские огни, медленно спускались и освещали все вокруг. Из центра города стали доноситься какие-то глухие звуки, как будто гром. Мысль о том, что это с самолетов нас бомбят, вообще в голову не приходила в тот момент.

На следующий день по нашей округе ребятня собирала маленькие парашюты, оказалось, это были осветительные снаряды. Тогда и стало понятно, что бомбили центр города, есть погибшие. Вот так с этих "китайских огоньков" для меня и началась война.

Люди начали уезжать, спешно. Собирали кто что мог, загружали на машины. Это было время, когда машина, любая, была дороже дома, потому что на ней можно было уехать подальше от войны. Наш многоквартирный дом в шесть подъездов, просто мгновенно опустел, со всего двора нас осталось 15 человек. У нас не было дома в селе, хотя были родственники, мы решили не уезжать.

Электричества, воды, газа не стало практически сразу. Первые пару недель мы жили в квартире, но потом, когда авианалеты и обстрелы города участились, решили, что больше оставаться в квартире небезопасно, и переселились в подвал. Приспособили его для жилья. Нам очень повезло с нашим подвалом: он был сухой – тогда была беда этих многоэтажек, что в подвалах стояла вода, а у нас подвал был сухой.

Среди нас был наш сосед, очень добрый, но очень пьющий. Уже с утра бывал пьяный, но где он доставал спиртное в той ситуации, до сих пор для нас загадка. Он сделал нам печку.

Из-за того, что труба проходила чуть ли не через весь подвал (ее же надо было как-то вывести на улицу), была плохая тяга, и в подвале стоял дым, приходилось все время открывать дверь, чтобы проветрить, но и это не спасало: мы ходили чумазые в копоти, как домовенок из того мультфильма.

Еда хоть и не особо разнообразная, но была. Мы, как и многие другие, держали основные продукты в кладовке: мука, сахар, картошка, килька в томате. Эта наша запасливость нас в итоге от голода и спасла. Картошка скоро закончилась, осталась мука и килька, и так на ней прожили пару месяцев – с тех пор видеть не могу кильку в томате.

За водой, когда бывало затишье, мы бегали в частный сектор через дорогу. Там у одного жителя была водяная качалка, но когда прилеты участились в нашем районе и один наш сосед погиб от мины, мы начали собирать снег вокруг подвала и топить, дров было достаточно, кругом разруха, собирай сколько хочешь. Сколько мы тогда дверей и окон перетопили…

Соседа погибшего мужчины похоронили во дворе частного дома, выкопав яму в полметра и завернув его в настольную скатерть. Позже, когда это стало возможным, его перехоронили.

Самое страшное время было за неделю до Нового года и после. Грохот от авиаобстрелов и бомб просто не стихал, в наш дом, к счастью, не было прямых попаданий бомб, хотя от артобстрелов его покоцало. К концу января как-то потихоньку активность обстрелов пошла на спад. Город был под контролем российских войск, можно сказать. Бывало достаточно тихо, за исключением ночного времени суток.

В городе действовал комендантский час. Нам очень повезло, мы жили на окраине города, и вокруг нас не было никаких важных объектов, поэтому нам было немного легче. Основные тяжелые бои шли в других частях, близких к центру. Там погибло очень много людей под обстрелами и от голода. Наш дом, хоть и поврежденный, но в целом остался пригодным для жилья. В феврале мы кое-как приспособили квартиру и перебрались туда из подвала.

Я помню, как старшие всегда говорили: не дай вам бог увидеть войну. Нам казалось, это разговоры стариков, это все было в их старой жизни. Мы были юными, и все воспринималось легче. Сегодня мы уже взрослые, мы видели две войны, и у нас теперь есть дети, которые тоже могут попасть на войну, но теперь уже в Украине. И сейчас мы, конечно, лучше понимаем своих родителей и их тревогу не за себя, за нас.

Говорят, история циклична, не знаю, для кого как, но для нас это замкнутый круг, из которого мы не можем никак выбраться.